Марк помнил, что на первом процессе тот же Вольф приводил шанс поскромнее - один на триста сорок два миллиона, откуда новые данные? Зацикливаться не стал. В противовес выставил начальника Центрального Статистического Бюро штата Майкла Фишера. Вообще-то он был в отпуске и собирался в четверг лететь в Ирландию, чтобы отдохнуть от лос-анджелесской жары, подышать прозрачным горным воздухом. Согласился задержаться на день и выступить свидетелем, когда услышал, что данные его любимой науки используют против человека, очень возможно - невиновного.
Фишер начал непонятными для присутствующих словами. «Чаще всего статистика приводится, чтобы показать связи. Наличие статистической связи еще не означает зависимости явлений».
Судья попросил перевести сказанное с профессионального на общечеловеческий. Фишер кивнул, помолчал, перенастроился и раскритиковал выкладки Вольфа таким доступным языком, что его поняли все присутствующие, в том охранники у дверей и очень возможно - сами двери.
Далее выступал сам Лоуренс Бринкхорст. Именно выступал, а не тупо зачитывал текст по бумажке. Свою роль он наверняка отрепетировал заранее: ходил перед присяжными - как павлин перед невестами, жестикулировал обеими руками, делал ударения на важных словах и паузы между абзацами. Его речь - полноводная, как река Миссисипи, касалась врачебной этики, гуманизма, морали и содержала призывы к борьбе против «убийц в белых халатах». Такие пространные речи, замешанные на идеализме и обобщениях, хороши на широкой публике - в ООН, например, а не в зале суда, где обсуждаются конкретные проблемы конкретных людей. Впрочем, иногда они имеют влияние и на чувствительные души присяжных, на что рассчитывал Бринкхорст.
Чтобы после высокопарных слов направить заседание в практическое русло и перетянуть внимание на себя, Марк выступил со скандальным заявлением: расследование проведено некорректно и однобоко. С самого начала рассматривалась лишь одна версия - именно о виновности мисс Берекел. Под эту версию подгонялся результат. Пример: наличие в деле дневника с выдуманным рассказом, который использован для характеристики подсудимой как маньячки. Второй пример - двухгодичное замалчивание результатов токсикологической экспертизы, проведенной группой специалистов Института криминалистики.
Этот отчет, вернее упоминание о нем, Марк случайно обнаружил в рапорте следователя. Не пожалев личного времени в субботу, порылся в архивах Института, нашел отчет и приобщил к делу. Попросил доступно прокомментировать профессора Амитаву Давгупта из университета Хьюстона. Индиец по происхождению, техасец по рождению, тот согласился - скорее из земляческой солидарности с Марком, чем по большому желанию.
Речь шла о следующем. Главной причиной смерти Ники указано превышение дозы дигоксена, который вводили для стабилизации сердечного ритма. При первом вскрытии в крови нашли большое количество продуктов его распада. Экспертиза Института криминалистики, более точная, показала: в это количество занесли вещества, произведенные самим организмом.
Присяжные слушали, вытянув шеи, боясь пропустить хоть слово, публика в зале притихла.
Запахло сенсацией.
Выступление профессора Давгупта обещало стать переломным моментом в процессе. Случай с младенцем был основой всего: подозрений, доказательств, проверок, выводов, усилий следователей и шумихи в обществе - перевернутая пирамида. Когда основа зашаталась, пирамида собралась рухнуть.
Публика шумела. Присяжные переговаривались.
Люсия пошевелилась. Все утро она просидела не двигаясь, глядя то в сторону, то под ноги - рассеянно, вроде происходящее ее не касалось. Оказалось, она внимательно слушала. Марк заметил, как задрожал ее подбородок, заблестели влажно глаза. Хотела их вытереть, но руки, прикованные цепями к поясу, не достали - беспомощность и бесправие, которые она только сейчас осознала. И разозлилась. Вскинула голову. Лицо затвердело и напряглось.
Сообщение профессора Давгупты было первым шагом к победе, и требовалось без остановки двигаться вперед, но некстати подошло время ланча. Судья Томич двумя пальцами поправила очки, пристукнула молоточком и объявила перерыв.
8.
После ланча продолжились дебаты, походившие на битву титанов юриспруденции.
Марк зачитывал документы, пестревшие узко-специальными терминами, разъяснял их для присутствующих и, в конце концов, почувствовал себя профессором, дающим лекцию студентам-первогодкам. Он перенял артистическую манеру оппонента - в данном случае плагиат ненаказуем: вставал с места, жестикулировал, играл интонацией, обращался к присяжным, призывая их руководствоваться не эмоциями, а здравым смыслом и нормальной человеческой логикой.
К тому же призывал их Бринкхорст, который бился отчаянно, будто речь шла не о судьбе Люсии, а о его собственной. Он был в два раза старше Марка, в двадцать раз опытнее и уступать «молокососу» не собирался. Имел к нему личный счет.
Некоторое время назад, когда Марк еще и года не жил в Лос Анджелесе, они столкнулись на одном процессе.
Дело казалось несложным - стороне обвинения. На скамье подсудимых оказался Ридли Хэнсворт сорока восьми лет, который ехал на машине и нечаянно задавил пожилую пару. Полицейское расследование установило: машина была в порядке, жертвы правил движения не нарушали, значит - виноват водитель. Так думал Бринкхорст и не углубился в вопрос. К чему терять время? Защитник у Хэнсворта неопытный и недалекий - только что из штата, где проживают тупоголовые ковбои и коровы, и наверняка такие же адвокаты.