Пока Тамара помогала бабушке освежиться, Тиффани разобрала постель, подогрела электрогрелкой.
Одетая в толстый, белоснежный, банный халат, Мелани вышла из ванной. Щеки ее порозовели и немного лоснились от крема, которым она, несмотря на возраст, пользовалась ежедневно. Тамара дала ей выпить несколько разноцветных таблеток, одну за одной, и, пожелав «спокойной ночи», удалилась.
- Бабушка, ты как-то пожаловалась, что мерзнут ноги.
- Иногда мерзнут. Сама не знаю, от чего. Особенно по вечерам.
- Я тебе носки принесла. Самые лучшие - с добавлением ангоры. Надевай каждый раз, когда замерзнешь. А перед сном обязательно. Ноги согреются, быстрее заснешь.
Тиффани достала из сумки несколько пар пушистых носков, даже на вид теплых, раскрашенных в нежные цвета - белый, розовый, персиковый. Помассировала бабушке ступни, согрела, смазала кремом для ног. Надела носки. Расчесала волосы, заплела в косичку. Помогла лечь в постель. Укрыла одеялом до груди, присела рядом.
Снова взяла ее худую руку, легонько прогладила. Наклонившись, прижала к губам, поцеловала каждую косточку, каждый бугорок. Долго не отпускала.
- Мне холодно, - прошептала Мелани.
Действительно, кончики пальцев ее ощущались как ледышки. Тиффани осторожно их растерла, дыша теплым воздухом - так разогревают руки на морозе.
- Лучше так?
- Лучше, миленькая.
- Сейчас я тебя всю согрею.
Хорошенько подоткнув одеяло под ноги бабушки, Тиффани легла рядом, обняла ее голову, прижалась к щеке и ощутила холодное прикосновение. Сердце дрогнуло. Захотелось отдать всю заботу и тепло, чтобы согреть это доброе существо, беспомощное как дитя, и такое же дорогое. Единственный родной человечек...
Нет такой вещи, которой Тиффани не сделала бы для нее.
Поглаживая ее щеки, лоб, волосы, вполголоса приговаривала:
- Не бойся, бабуль, я тебя не брошу. Никогда. Ведь ты меня не бросила. Вырастила, как собственную дочь, любила и заботилась. Я тебе очень благодарна. И люблю очень. Ты самый дорогой человек на свете. Не волнуйся, у нас все будет хорошо. Мы еще долго будем вместе. Вот как сейчас. Ты и я вдвоем. Никогда не расстанемся. Обещаю...
6 .
В четверг суд рассматривал последнее дело из списка, по которому обвинялась Люсия Берекел, и Марк сомневался - управятся ли за один день. Кончина младенца Ники Брауна вызвала у специалистов наибольшие разногласия. Сюда вмешался эмоциональный фактор: гибель пожилых людей затрагивает не так, как гибель грудничков. Именно после этого случая руководство больницы обратило внимание на медсестру, которая, как потом оказалось, во время предыдущих пяти смертей также находилась поблизости. По злому умыслу, считали следователи. По чистой случайности, считал Марк.
Ники был болен еще до рождения. При ультразвуковом обследовании врачи увидели на фото нечто вроде огромной опухоли на груди. Оказалось, кости грудины не сформировались, сердце и другие органы вывалились наружу и лежали в коже как в мешке. При более тщательном обследовании вдобавок обнаружилась генетическая дисфункция почек и сбой в мозговом кровообращении.
Слишком много нарушений для одного малыша - даже если случайно выживет, здоровым не будет никогда.
Будущая мамочка, Роза Браун, не согласилась на аборт, который должен был быть проведен по медицинским показаниям на поздней стадии беременности. Будучи верующей, она считала: аборт - убийство. Все в руках Божьих, что Он ни делает, следует принимать без ропота. Какой бы ребенок ни родился, она будет любить и лелеять.
Тем более, что он ее первый и последний. Розе долго не удавалось забеременеть естественным путем - с помощью мужа, и чем старше становилась, тем шанс уменьшался. В тридцать восемь лет и с превышением веса в сорок кило шанс стать матерью - не более пяти процентов. После многократных попыток «искусственного оплодотворения» она забеременела и ни за что не согласилась бы отказаться от мечты иметь ребенка. Даже тяжелобольного.
Роза не отличалась крепким здоровьем. Из-за патологии почек, ожирения и гипертонии она всю беременность находилась под усиленным контролем врачей. На двадцать шестой неделе появился риск гибели плода в утробе, было решено его извлечь и доращивать в барокамере.
Хирург Николас Левински, лучший в больнице, сделал все, что мог. Технически он не допустил ошибок, но операцию нельзя было назвать успешной. Еще до начала ее перестало прослушиваться сердце Ники, и без того ослабленный, он опутался пуповиной. Следовало спешить.
Пробравшись через слои жира, Левински вытащил крошечное тельце из теплого материнского живота, который внезапно превратился в смертельную ловушку. Синий от недостатка кислорода, Ники весил всего двести восемьдесят грамм и умещался на ладони. Не кричал, не шевелился. Врачи подумали бы, что мертв, если бы не видели слабое биение сердечка в кожном мешке на груди. Команда акушеров из пяти человек начала реанимационные мероприятия.
После чего новорожденного поместили в барокамеру под постоянный надзор персонала, опутав прозрачными трубками и налепив датчиков, подключенных к наблюдающему компьютеру. Со сморщенным, страдающим личиком, в бинтах и трубках, Ники выглядел таким жалобным и беззащитным, что вызывал слезы на глазах даже у закаленных медсестер неонатального отделения.
Они подходили проверить его состояние чаще, чем у остальных, в надежде заметить малейшие признаки улучшения. Однако, признаки не появлялись. Наоборот. Показатели жизненных функций снижались с каждым днем. Об операции по возвращению органов внутрь тела не могло быть и речи.